Ф — Фейсбук: крупнейшая в мире социальная сеть аккумулировала самые зловещие тренды современности

19.07.21 | 10:36

Facebook — социальная сеть, запущенная в 2004 году Марком Цукербергом и его друзьями по Гарвардскому университету. По состоянию на первый квартал 2021 года насчитывает 2,85 млрд активных пользователей в месяц. В России на январь 2021 года занимает седьмое место по охвату аудитории среди социальных платформ (на первом месте YouTube), фейсбук используют порядка 39% российских пользователей интернета в возрасте от 16 до 64 лет. С момента открытия русскоязычной версии в 2008 году у Facebook так и не появилось полноценного представительства в России, региональный офис Facebook по работе со странами Центральной и Восточной Европы находится в Варшаве.

Этот текст — часть проекта Юрия Сапрыкина «Слова России», в котором он рассказывает о знаковых событиях и именах последних двадцати лет и о том, как эти явления и люди изменили нас самих.

19 июня 2008 года ГИБДД разъяснило новые поправки к Административному кодексу: вводится видеофиксация нарушений и допустимый уровень алкоголя в крови — до 0,3 промилле. Генштаб РФ после задержания российских миротворцев в Абхазии предостерег Грузию: в следующий раз последствия такого инцидента могут быть кровопролитными. В Москве открылся XXX Международный кинофестиваль: на открытии присутствовали американские актеры Шарлиз Терон и Уилл Смит, приза за вклад в киноискусство был удостоен Такэси Китано. Социальная сеть Facebook объявила о запуске русскоязычной версии.

В момент появления русскоязычной версии Facebook не очень понятно, зачем России еще одна соцсеть: уже существуют сверхпопулярные «Одноклассники», где круглосуточно происходит встреча школьных друзей и перепись школьных влюбленностей, стремительно растущая тинейджерская «ВКонтакте» (люди старше 20 еще не знают имени ее основателя, Павла Дурова), наконец, платформа блогов LiveJournal, которую пользователи российского сегмента превратили в главную русскоязычную площадку для дискуссий — что-то среднее между толстым литературным журналом и съездом народных депутатов в прямой трансляции. В каком-то смысле именно в Москве бьется сердце мировой блогосферы: российская компания СУП во главе с артистичным экспатом Эндрю Полсоном только что выкупила LiveJournal у создателей компании. Слово «блог» вообще кажется отмычкой ко всем замкам: коллективное сознание, «мудрость толпы», явленная в LiveJournal, меняет информационную среду, кто-то из блогеров всегда окажется на месте событий раньше, чем профессиональный журналист, и напишет более глубокий комментарий, чем профессиональный эксперт, успех и авторитет блогера зависит не от «корочек» и регалий, выданных соответствующими институциями, а только от качества его текстов, вообще, ЖЖ и подобные ему блогоплатформы создают такую свободную и быструю среду распространения информации и ее обсуждения, какой в истории, может, и не было. В то время как более профессиональные медиа в России становятся менее свободными, здесь можно обсуждать что угодно, над чем угодно шутить, ссориться в кровь и находить новых союзников; здесь появляются свои звезды-«тысячники», вокруг них вырастают сообщества со своим языком и мемами, здесь жизнь.

Фейсбук на этом фоне выглядит скучно-буржуазным: здесь удобно выложить фотографии из поездки, поздравить с днем рождения или посмотреть, кто из друзей «в отношениях», а у кого «все сложно» — читать длинные тексты или спорить о судьбах России в этом интерфейсе не так удобно. Первые российские пользователи заводят фейсбук, чтобы быть на связи с друзьями-иностранцами, но по мере разрастания аудитории сюда приходит и сугубо российская специфика.

Фейсбук в России некоторое время являлся интеллектуальной социальной сетью. Мне кажется, что редукция интеллектуала до человека толпы — явный признак маргинализации.

Григорий Ревзин

Кажется, русскоязычные пользователи способны превратить любую соцсеть в журнал с длинными текстами, и фейсбук не стал исключением: из ЖЖ сюда постепенно переезжают лирические зарисовки, экспертные комментарии, ироническая проза — а также срачи, троллинг и хамство в комментах: возможность вербально врезать собеседнику между глаз, ничем при этом не рискуя, действует чрезвычайно освобождающе. В фейсбуке неудобные ветки комментариев, нет архива, календаря и поиска по постам, вообще, эта сеть явно не была сконструирована как место для дискуссий, но по мере того, как публика (а за ней и лидеры мнений) осваивает фейсбук, именно здесь начинает возникать «общественность», среда, где говорят о том, что сегодня важно.

Общественное в фейсбуке идеально сочетается с интимным: наряду с обсуждением важных тем сюда переезжают частная переписка, деловое общение, пьяные разговоры и флирт (невидимая, но значимая часть фейсбучного айсберга). Не отходя от окошка c надписью «О чем вы думаете?», можно снять дачу на лето, собрать деньги на операцию, рассказать про будущую лекцию или вечеринку и, главное, получить эмоциональную поддержку и передать ее другому: позже это назовут «социальными поглаживаниями». Фейсбук привязывает к себе не удобством, но какими-то тонкими эмоциональными нитями: ты привыкаешь к приятному чувству, которое создают лайки и одобрительные комментарии, боишься пропустить что-то важное, о чем все говорят в ленте, завидуешь друзьям, которые, судя по их статусам и чекинам, ведут невероятно интересную жизнь, и не можешь оторваться от этой чужой интересности.

Фейсбук становится особенно привлекателен в дни больших общественных конфликтов, и дело не только в том, что здесь можно прочитать то, «о чем не пишут в газетах»: странным образом соцсеть, где даже мельчайшая функциональная деталь должна генерировать «позитив» (именно поэтому фейсбук долгие годы избегает введения кнопки dislike), оказывается идеальным инструментом для генерирования и трансляции коллективных аффектов — гнева, раздражения, возмущения. Эти аффекты подталкивают к совместным действиям — не отходя от того же окошка, можно подписать петицию или нажать на кнопку «пойду» на странице митинга — и просто заставляют залипать в ленте: потому что интересно, потому что бесит, потому что в интернете кто-то неправ. Ближе к концу 2010-х в англоязычной прессе стали появляться исповеди бывших сотрудников социальных платформ: они рассказывали, как им удалось «взломать человеческую психику», а потом, придя в ужас от содеянного, выбросили с обрыва айфон, удалили все приложения и ушли в благотворительность (эти истории окончательно стали мейнстримом благодаря фильму «Социальная дилемма» — по иронии судьбы, произведенному компанией Netflix, также много знающей о том, как вызывать у пользователя аддикцию). В конечном счете Facebook — коммерческая компания, которой надо показать пользователю как можно больше рекламы, и, вовлекаясь в очередной срач, пользователь совершенно не задумывается, что инженеры из Кремниевой долины заранее просчитали его поведение и пришли к выводу, что сильнее всего привязывают к сервису (и заставляют чаще обновлять ленту) гнев и раздражение по поводу чужой неправоты. Срач в фейсбуке — не побочный эффект общения, пока еще не нащупавшего границы сетевого этикета, а сама его суть.

Все, что мы имеем,— это полынья фейсбука, в которой мы плаваем, как Серые Шейки. Поэтому и уровень напряжения там действительно высокий. Там чрезмерная концентрация людей. Мы во многом должны быть не там. Искажение пространства социальных сетей — это следствие несвободы политического пространства.

Екатерина Шульман

По глобальным фейсбучным срачам можно писать историю России 2010-х: Крым, Pussy Riot, московское благоустройство, дело Голунова, споры о коллаборационизме, харассменте и новой этике, карантин и вакцинация, далее везде. Впрочем, ожесточенные споры вспыхивают здесь по любому мельчайшему поводу: один из самых разрушительных срачей на моей памяти был посвящен убийству жирафа в датском зоопарке, к сожалению, сейчас не удается вспомнить, в чем была суть спора и на каких позициях стояли оппоненты. Здравые умы ссылаются на то, что в фейсбучных спорах вырабатывается некий новый консенсус, правила меняющейся жизни, но у меня не получается вспомнить срач, который действительно приводил бы участников к общему знаменателю, создавал бы некую новую норму: подобно лесному пожару, срач перекидывается на новые темы, оставляя за собой выжженное поле, ежедневно проводит новые линии фронта, где по разные стороны оказываются бывшие единомышленники, еще не успевшие поссориться. Сегодня, когда я пишу этот текст, в моем информационном пузыре бушуют споры о рекламе «Вкусвилла», заставившие забыть о вчерашних разногласиях по поводу вакцинации, уверен, ко дню публикации этого текста будет забыт и «Вкусвилл». Универсальный закон фейсбучной дискуссии — все, что обсуждалось сегодня, будет забыто завтра; причем забвение грозит не только сиюминутному эмоциональному всплеску, но и любой длинной истории, долгоиграющему тренду или «лидеру мнений», который оказался, например, в тюрьме и перестал генерировать информационные поводы. Недоброжелательные наблюдатели со стороны наверняка скажут, что эта склочность и непоследовательность — родовая черта «либералов», столичной «тусовочки», но в условно лоялистском лагере, судя по недавним дискуссиям вокруг вакцинации, происходит примерно то же самое; впрочем, само разделение на два противоборствующих лагеря, «либералов» и «ватников», во многом следствие околоукраинских срачей 2014 года, когда при слове «Крым» или «майдан» клавиатура начинала дымиться, а экран раскалывался пополам.

Фейсбук позволяет каждому высказать свое частное мнение и одновременно закручивает эти мнения в мощные вихри, собирает пользователей в эмоционально заряженные сообщества, чей срок жизни исчисляется днями. Функция «лидера мнений» в этой среде не в том, чтобы сформулировать и обосновать некую новую мысль, но в умении закручивать эти эмоциональные вихри, собирать коллективную фрустрацию и раздражение в концентрированный луч, поражающий того, кто сегодня неправ. С этим связан и феномен фейсбучной травли — и дискуссии вокруг того, можно ли называть это травлей: за каждой кампанией возмущения вроде не стоит решение ЦК, чреватое репрессиями, это просто и не зависящие друг от друга частные мнения, но когда они собираются (или кто-то собирает их) в один пучок, их совокупная поражающая сила оказывается чудовищной. Однажды мне самому довелось оказаться в прицеле этого луча: я второпях ляпнул что-то бестактное по поводу смерти уважаемого советского сатирика, а еще один уважаемый современный юморист со многими тысячами подписчиков-фанатов написал ответный пост — дескать, не ценим мы своего наследия и есть среди нас люди, которые сами в жизни ничего не сделали, но готовы облить грязью все святое. Казалось бы, написал и написал, имеет право, и я, может быть, вовсе не узнал бы об этом, если бы не начал получать в личку по три однотипных сообщения в секунду: «гнида», «мразь», «сдохни». Моему близкому родственнику, чьи имя-фамилия полностью совпадают с моими, писали: «Мы знаем, где ты живешь, приедем и оторвем тебе ноги». И это, наверное, самый невинный пример: с чем-то подобным в гораздо более жутких масштабах приходится сталкиваться любому человеку, оказавшемуся в центре фейсбучного конфликта, независимо от статуса и идейной ориентации, от системного либерала до фемактивистки: потоки агрессии, выплескивающиеся в непубличном порядке,— еще одна незаметная, но важная часть фейсбучного айсберга.

Суть холивара — в безусловном продавливании одной позиции как «истинной», в уничтожении противника — того, кто посмел взглянуть на ситуацию иначе. Присутствие срединных, спокойных точек зрения в такой войне — не преимущество, а демонстрация слабости.

Оксана Мороз

У кого-то из советских сатириков был рассказ об изобретателе, добавившем в телефон одну полезную функцию: он позволяет услышать, что говорят на другом конце провода, когда положили трубку; нужно ли говорить, что через несколько дней пользования новым гаджетом у героя рассказа не осталось знакомых, кому не противно позвонить. Похожий инструмент зашит и в фейсбук — о чем бы ни писали, мы незаметно проговариваем о себе что-то такое, о чем другим, может, лучше и не знать. И это знание не только о каждом из нас в частности — но в целом об «общественности», пользователях, если не людях как таковых. Фейсбук знает, как мы устроены и что может заставить нас снова и снова нажимать синюю кнопку на телефоне, и в этом знании много печали. Мы (как общественность в целом) ищем подтверждения нашим уже сформировавшимся взглядам, легко ведемся на громкие заголовки и цепляющие истории, не пытаясь их проверять, вырываем информацию из контекста и вычитываем в словах собеседника то, чего в них нет. Мы не доверяем экспертам и не очень-то уважаем научное знание: навык быстрого гугления делает каждого самодостаточным экспертом по любому вопросу. Мы лучше слышим тех, кто громче кричит, и самыми заметными в этой среде оказываются позиции самые однозначные и прямолинейные. Поток сообщений, бьющих по чувствам, притупляет сами чувства: чем больше времени мы проводим «в ленте», тем меньше обращаем внимания на просьбы о помощи или свидетельства вопиющей несправедливости. Пороки, на которые опирается эта система, сочетаются с пороками самой системы: абсурдной политикой банов и незаметными изменениями алгоритма, который то выводит на самое заметное место фейсбучные видео, то начинает прятать ссылки со сторонних ресурсов, в общем, превращает ленту в хаос. Российский фейсбук с его злободневными дискуссиями выглядит уже столь же привычным, сколь и безнадежно вчерашним, новые поколения мигрируют туда, где больше картинок и видео, но знание о том, как устроены пользователи, позволяющее привязывать их к платформе, незаметно, управляя их поведением, уже никуда не уйдет. Все зловещие социальные тренды, которые подарила нам современность,— постправда, фейк-ньюз, троллинг, подъем популизма и расцвет конспирологии, общественная поляризация, исчезновение приватности, цифровая слежка, все более заметно выстраивающаяся система «надзорного капитализма»,— в каком-то смысле начались именно тогда, когда мы с вами, читатель, решили ответить на доброжелательный вопрос «О чем вы думаете?» и поделиться этим с друзьями.

Ок, бумер: наверное, мы никуда уже не денемся из этой машины, и можно научиться выстраивать в ней безопасные стратегии — глубокомысленно отмалчиваться, отказываясь занимать позицию в спорах, осуждать тех, кто злоупотребляет осуждением, законопачивать все щели в ленте, не допуская в нее ничего неприятного и токсичного, использовать фейсбук для пиара собственных проектов, не замечая ничего, что происходит вокруг; кажется, впрочем, что во всех этих способах есть что-то этически сомнительное. Хотя бесконечно выяснять, кто прав, кто неправ, тоже слишком фейсбучное занятие: русский фейсбук (или среда, в которой он существует) устроен так, что коллективных сил пользователей никогда не хватает на то, чтобы изменить мир, но всегда достаточно, чтобы отстоять свою моральную правоту.

"Ъ"